Сергеев-Ценский Сергей - Как Прячутся От Времени
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Как прячутся от времени
Рассказ
I
Неисправимый народ художники! Счастливцы кисти и любимцы жизни Рубенс и
Ван-Дик испортили внешность их на три столетия, и теперь еще случается у нас
- отращивают они длиннейшие волосы, откапывают где-то широкополые бандитские
шляпы, надевают их живописно на правый бок, и если не всегда бывают в
плащах, то необыкновенного покроя куртки из темно-зеленого или рыжеватого
полосатого Манчестера с ними неразлучны; и теперь еще в нашей трезвейшей
стране вид у них мечтательный, и глаза их стремятся находить рядом с тем,
что для всех очевидно, что-то неуловимое, едва мелькающее, чуть-чуть
очерченное, неясно окрашенное, скорее всего несуществующее совсем.
Такой именно художник и бродил в июне по кладбищу одного из кавказских
городов. В картинных волосах его под старой, но опрятной панамой увязло уже
достаточно седины, небольшая бородка была не моложе по виду, но серые глаза
глядели еще двадцатилетне, с большим расширявшим их любопытством.
Сюда, на Кавказ, он приехал с севера, откуда давно уж не выезжал, и все
его здесь занимало, как может занимать только художников и неиспорченных
детей. В руках у него был небольшой карманный альбомчик, и он привычно бегло
набрасывал в него то памятники сквозь деревья, то деревья, осенившие
памятник. Кладбище было из старых: попадались памятники столетней давности,
попадались и очень странно звучавшие теперь старинные надписи, - их он тоже
заносил в свой альбом.
В силу странной работы мысли, которая только у художников может
отбрасываться от настоящего далеко в глубину веков, он думал теперь на
кавказском кладбище в июньский день 1929 года не о себе, не о своем, не о
том, что видел он час назад в этом городе, не о том, что видел дней десять
назад в своем северном городе, - он думал о голландском городе Гарлеме, где
в 1664 году умирала от легочной чумы возлюбленная художника Корнелиса Бега
(ученика Ван-Остаде), певца и музыканта, человека скромного, робкого,
преданного. Он представлял, как в этом патриархальном Гарлеме по ночам
ходили с факелами могильщики в черных масках и просмоленных плащах и
крючьями на длинных шестах выволакивали из домов тела умерших. И
осязательно, гораздо живее и яснее, чем это кладбище около него, видел он
сейчас улицу Гарлема, небольшой дом с низко над землей расположенными окнами
и около одного из окон, за которым лежала она, обреченная неизбежной и
скорой ужасной смерти, самого Корнелиса, длинноволосого, в бархатном синем
берете, с небольшой курчавящейся светлой бородкой. Он обезумел от горя; он
хочет влезть к ней в окно; едва удерживают его, раньше такого кроткого, два
дюжих друга. Но вот он всовывает через окно к ней палку свою, умоляя:
"Поцелуй хоть палку эту так же крепко и любяще, как меня целовала!.." И
когда друзья выхватили палку, конец ее был уже заражен умирающей, а он,
Бега, покрывал его поцелуями. И через три дня он умер, и труп его вытащили
смолеными крючьями люди в просмоленных плащах.
Случайно вызванное из памяти, это маленькое событие в маленьком
Гарлеме, совершившееся двести шестьдесят пять лет назад, занимало его теперь
неизвестно почему: потому ли, что самому ему, как и Корнелису Бега, шел
сорок третий год, потому ли, что сам он был скромен и робок, потому ли, что
месяца три назад у него умерла жена, с которой вдвоем перенес он много за
последние двенадцать лет.
Сложения он был некрупного, в плечах неширок, в поясе тонок. Когда он
зарисовывал памятни
