Сергеев-Ценский Сергей - Улыбки
C.Н.Сергеев-Ценский
Улыбки
(Стихотворение в прозе)
Из Карабаха в Партенит едем мы на палубе яхты "Титания": я, Тимофей -
маляр, две барышни-московки, караим-студент, двое мелких купцов откуда-то из
средних губерний, перс с чадрами и несколько человек рабочих и татар.
Ясное небо, солнце, сентябрь, и от берегов к морю сильно тянет
приторным осенним медом. Все есть в этом меду: виноградники, грушевые сады,
кипарисы... И совершенно голые сизые и красные скалы на берегу тоже как
будто пахнут каленым камнем.
С моря, откуда-то из сини и шири, всплывает свой запах - соленый и
крепкий, а яхта дышит свежей обветренной смолой и терпкой пенькою мокрых
канатов.
В потоках солнца и запахов круглятся лица: сливочно-белые, мягкие, чуть
веснушчатые, но еще не успевшие загореть у девиц-московок; прожженные до
костей, просушенные, как вобла, дубленые, складчатые - у татар; вздутые,
пылающе-красные, с облупившейся на носу кожей - у купцов; оливковое гладкое,
широкоскулое - у студента-караима; кофейное, с синим лоском от небольшой
смоляной бороды и пота - у перса; и разнокалиберные, волосатые, оплывшие,
разных цветов и оттенков - у кучки русских рабочих, свалившихся ближе к косу
яхты со своими неизбежными туго набитыми, перевязанными красным кушаком,
грязными холщовыми метками.
Ошеломляюще много солнца кругом. Над палубой распялили тент - не
помогает. Солнце вонзилось в тело тысячью клиньев, растопырило его,
рассквозило - и теперь в нем теплота и лень: ни о чем не хочется думать.
Тимофей, рядом со мною, весь переливисто сияет. Ярко золотится на нем
широкий соломенный бриль, парусиновый рабочий пиджак, белая жилетка и брюки
- все заляпано цветными полосами и пятнами, как палитра; сорокалетние щеки
его горьмя горят, подожженные снизу длинными рыжими усами; весь он точно
наскоро сколочен из каких-то нестерпимо ярких обрывков и обломков, и
смотреть на него больно глазам.
Тимофей - охотник. В сентябре начинается птичий перелет через морс.
Теперь тянут перепела, и вот именно о них говорит мне он и по-детски, как
осколками стекол, блестит серыми глазами.
Непонятно мне, как через такое огромное море перелетают нелепые
кургузые перепелки, которые и на земле-то далеко не летят, а Тимофей это
знает.
- Дергачи их ведут, - объясняет мне Тимофей.
- Как дергачи?
- Так, очень просто, - снисходительно улыбается Тимофей. - Сейчас,
значит, в России на полях они все... Дергачи - а то "коростели" их еще зовут
- как вечер, заря отошла, подымаются это и начнут разлетываться, вот так,
кругами, подымается один и кричит... Не то чтобы по-своему, по-дергачиному,
- прямо как дрофиня кричит... Подумаешь, какая такая огромная птица кричит,
а это дергач. И вот, значит, к этому месту, какие дальние - лётом, какие
ближние - котом по земле, смалят перепела эти - тыщи!.. Подойди к этому
месту - сразу фурор, - так и брызнут. Ну, так чтобы очень уж далеко, - нет;
отбегут и сядут - голову в кочку - и шабаш, спрятался, не найдешь: страсть
птица смешная!.. А потом, значит, ночь - в лет. Вожаки эти, дергачи,
передом, перепела следом и смалят. Жирные, отъедаются, с шумом с большим
летят... И ведь вот дергач, сказать, - какой летун? Ни пера, ни крыла,
только ноги да шея, - сгонишь его с места, как пьяный туда-сюда шатает, а
вот ему дай разлететься только: размялся, разлетелся - по-ле-тел! И уж тут
тебе летит - прямо пуля!.. Вожаки, они это, как козлы в стаде. Застопорил
если - стоп, вся стая села; в море упал - вся стая туда к черту, в море...
Бы
